«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

этих печальных последствий. В деревнях скоро начали гнать самогон, население отравлялось отвратительным пойлом, вредным для его здоровья и дававшим большой доход распространившемуся шинкарству. Высшие классы тоже пили, находили возможность получать вина в любых количествах, только попойки стоили дороже. Нижние чины, лишенные обычной чарки вина, с завистью и негодованием смотрели на то, как начальство находило возможность выпить каждый раз, когда этого хотело. Словом, с первых же шагов стало ясно, что закон встретил общее противодействие, что ликвидация его вопрос времени. Но скоро начало выявляться еще нечто, чего не ожидали авторы закона. Лишенное привычного напитка население начало роптать – сперва, раздражаться – потом. Энергия, привыкшая находить выход в потреблении алкоголя, должна была направиться по другому направлению. Она и выливалась в усилении того общего недовольства и раздражения низов против верхов социальной лестницы, которые так ярко проявились в момент на-456 ступившего революционного движения»[456].

П.Л. Барк полагал, что сторонники «сухого закона» и, особенно, либералы опасались разворота назад. «Энтузиазм, вызванный императорским указом, постепенно охлаждался, и некоторое беспокойство начало чувствоваться в кругах, особо затронутых запрещением, чувствовалось, что сильное давление будет пущено в ход, чтобы повлиять на министра финансов и изменить его политику, как только война будет окончена. Я чувствовал это беспокойство в особенности среди членов Государственной думы – независимо от принадлежности их к той или другой партии. Депутаты часто высказывали мне сомнения в искренности кабинета относительно запрещения спиртных напитков. Они дали мне понять, что многие из числа членов Совета министров говорили им в частном порядке, что меры, принятые во время войны, слишком строги, чтобы остаться в силе после ее окончания, когда условия станут нормальными. Вопрос должен будет обсуждаться снова, и менее связывающие решения должны будут вводиться. Депутаты настаивали на том, чтобы министр финансов предложил Думе безотлагательно закон, который пояснял бы предположение императорского указа и имел бы постоянный характер. Интересно отметить, что либеральные элементы Думы с наибольшим энтузиазмом поддерживали полный запрет продажи спиртных напитков».[457]

П.Л. Барк пытался образовать Комитет по борьбе с пьянством во главе с А.П. Ольденбургом или С.Ю. Витте, который бы занимался пропагандой трезвого образа жизни, но эта идея провалилась. «Я часто обсуждал этот вопрос с его величеством. Я считал, что самым лучшим было бы это дело разделить на две части. Первое – уменьшить число питейных заведений и, следовательно, уменьшить доход от винной монополии, возместив его из других источников. Второе – это конструктивный план, включающий меры и пропаганду, рассчитанные на перемену отношения русского народа к спиртным напиткам и ослабление его пристрастия к вину. Ясно, что закон только запретительный не может изменить народной привычки, привитой ему в течение столетий. Настойчивые усилия должны быть предприняты в этом направлении для поднятия культурного уровня народа и для обучения его тому, как использовать свои досуги наиболее разумным образом. Об этом моем плане я уже говорил раньше, но считал, что это не дело министра финансов, и поэтому предложил императору создать Специальный комитет, возглавляемый наиболее выдающимися и известными членами Государственного совета, для выработки разумного плана. Лично я бы приветствовал назначение принца А.П. Ольденбургского или графа Витте в качестве председателя такой организации. Принц А.П. Ольденбургский, хотя и был уже старым человеком, был известен своей неутомимой энергией и упорной деятельностью в различных самых достойных отраслях. Он был инициатором создания и постройки в Петербурге большого здания, известного под название „Народного дома“, где театральные представления давались по доступным для народа ценам. Крупные лаборатории для научных изысканий были построены на его личные средства, и он был попечителем различных учебных заведений и обществ трезвости. Во время войны император поручил ему контроль над всеми госпиталями. Что касается графа Витте, то он не потерял еще ничего от своей прежней энергии и не был доволен той праздностью, на которую он был обречен как член Государственного совета, участвовавший лишь в общих собраниях. Я говорил о моем плане несколько раз с председателем Совета министров Горемыкиным, который прекрасно знал вопросы гражданского управления.

Горемыкин был хорошо расположен ко мне, и мы оба имели взаимное тяготение, потому что были назначены на свои посты одновременно. Он всегда был готов дать мне совет, но был очень сдержанным относительно запрета вина, так как не был оптимистом по этому вопросу. Он предупредил меня, что будет очень трудно убедить государя назначить Витте председателем такого Комитета, какой я имел в виду. Деятельность Витте в течение беспокойного периода после Манифеста 17 (30) октября 1905 г. и до открытия Первой Государственной думы оставила неприятное впечатление у его величества. Его доверие к Витте было подорвано, и Горемыкин не думал, что государь согласится на мое предложение. Естественно, война отодвинула на задний план вопрос о Комитете и общий вопрос об организации борьбы с алкоголизмом»[458].

Вдохновленные благостной картиной отрезвления члены Московской городской думы на заседании 19 августа 1914 г. подняли вопрос о полном запрете до конца войны всего спиртного – от водки до пива. «В течение месяца, когда приостановлена продажа водки, – задал тон обсуждению председатель собрания О.В. Воскресенский, – по всей России заметны улучшения, которые всем очевидны. Не только у нас в Москве, но и по маленьким городам и деревням замечается, что русский народ как бы переродился, стал более вдумчиво и сознательно относиться к своим обязанностям. Те люди, которые не думали о труде, в настоящее время трудятся. Даже Хитров рынок преобразился: не видно ни нищих, ни полуодетых несчастных, подверженных страсти спиртным напиткам. Поэтому стремление всей России к тому, чтобы продолжить запрещение продажи спиртных напитков до окончания войны, можно только приветствовать». Коллегу с энтузиазмом поддержал гласный Н.П. Астров: «Мы присутствуем при исключительном, небывалом и величественном зрелище. То, с чего начал свой доклад председатель, представляет редкое явление: от целого ряда организаций и общественных кругов мы получили заявление о том, что нужно прекратить продажу крепких напитков. Это – не единичное явление: в этом же зале недавно присутствовали городские головы, собранные со всей России, и единогласно заявили то же самое. Те же городские головы представили об этой печали русской земли государю императору. Заговорила совесть народная, это – общее мнение, это – общая печаль и нужда. Наше постановление будет внушительнее, будет более соответствовать значению, моменту и предмету, если мы из нашего постановления, из нашей формулы исключим все подробности и детали, то есть не будем говорить о 1-м или 3-м разряде, не будем перечислять все виды ядов, которыми отравлялась Россия, а постараемся выработать такую формулу,